Персональная выставка Кати Улитиной «Куда течет Кынгарга?», Cube Moscow
Куратор Роман Шалганов
Хореография Петр Базарон
Галерист Александр Цветкович
Даты выставки: 19 августа — 22 сентября 2023 в Cube Moscow
Адрес: Москва, ул. Тверская, 3, Здание отеля The Ritz-Carlton, лифт, -2 этаж
Часы работы: 12:00-21:00, пн — выходной.
Куратор Роман Шалганов
Хореография Петр Базарон
Галерист Александр Цветкович
Даты выставки: 19 августа — 22 сентября 2023 в Cube Moscow
Адрес: Москва, ул. Тверская, 3, Здание отеля The Ritz-Carlton, лифт, -2 этаж
Часы работы: 12:00-21:00, пн — выходной.
Проект Кати Улитиной “Куда течет Кынгарга?” наполнен образами из детства художницы. Само название отсылает к имени любимой реки из детства Кати (бур. Хэнгэргэ — река в Тункинском районе Бурятии) где она училась ходить по острым камням в ледяной воде. Опыт общения с бабушкой, человеком, сохранившим в своей повседневности множество жизненных практик связанных с почитанием духов, оказало на Катю большое влияние.
Те или иные практики повседневности, вместе с теоретическими аппаратами, которые в них реализуются, формируют у нас определенное представление о мире. При этом первостепенную важность обретают действия субъекта, которые он совершает зачастую в воображаемой ситуации «как если бы». Так, например, происходит со знаками – сами по себе, без того кто способен их прочитать они ничего не означают, однако действуя так, как если бы странные черточки на поверхностях или светоотражающие геометрические фигуры что-то значили, мы придаем им действенность.
Это свойство знака выходит за пределы таких полей как письменные и автомобильные знаки, покрывая собой всю область культуры
– такими же условными знаками, которые предписывают нам определенный способ действия в силу определенной договоренности являются речевые привычки, жесты, дресс-коды и просто предпочтения в одежде, пище, искусстве, но также и деньги, законы, нормы морали, этикет, элементы культа и так далее.
Если вспомнить одного из ключевых теоретиков театра ХХ века, Антонена Арто, то у него мы обнаружим стремление вернуть театр к его ритуальным истокам. Арто намеревался направить свой «театр жестокости» на раскрытие сверхчувственной реальности, которая заявляет о себе в ритуале. Собственно, жестоко в театре жестокости именно это вторжение надмирной действительности в повседневность – встреча с ней может быть мучительной, но она необходима для осознания своего положения в этом мире. Финальной целью такого театра оказывается не столько само экстатическое переживание, а тот взгляд на мир, который остается у зрителя после него, взгляд, очищенный от ряда условных «как если бы». В своих работах Катя объединяет интенции театрального проекта Арто с современной философией и в их синтезе рождается ее собственная уникальная художественная практика.
Графические работы, фиксирующие пластику бурятского ритуального танца, дополняются инсталляцией из веток, отсылающей к одному из шаманских действий. Тело танцора здесь становится тем, что Арто называл «иероглифом» - знаком, выражающим и транслирующим определенное состояние ума. Искусство, особенно такое, которое помнит о своих древних ритуальных корнях, владеет истиной о конвенциональной природе поля культуры, и, с одной стороны, использует их для погружения зрителя в воображаемые миры, с другой стороны, постоянно напоминает об их истинной природе.
Роман Шалганов
Те или иные практики повседневности, вместе с теоретическими аппаратами, которые в них реализуются, формируют у нас определенное представление о мире. При этом первостепенную важность обретают действия субъекта, которые он совершает зачастую в воображаемой ситуации «как если бы». Так, например, происходит со знаками – сами по себе, без того кто способен их прочитать они ничего не означают, однако действуя так, как если бы странные черточки на поверхностях или светоотражающие геометрические фигуры что-то значили, мы придаем им действенность.
Это свойство знака выходит за пределы таких полей как письменные и автомобильные знаки, покрывая собой всю область культуры
– такими же условными знаками, которые предписывают нам определенный способ действия в силу определенной договоренности являются речевые привычки, жесты, дресс-коды и просто предпочтения в одежде, пище, искусстве, но также и деньги, законы, нормы морали, этикет, элементы культа и так далее.
Если вспомнить одного из ключевых теоретиков театра ХХ века, Антонена Арто, то у него мы обнаружим стремление вернуть театр к его ритуальным истокам. Арто намеревался направить свой «театр жестокости» на раскрытие сверхчувственной реальности, которая заявляет о себе в ритуале. Собственно, жестоко в театре жестокости именно это вторжение надмирной действительности в повседневность – встреча с ней может быть мучительной, но она необходима для осознания своего положения в этом мире. Финальной целью такого театра оказывается не столько само экстатическое переживание, а тот взгляд на мир, который остается у зрителя после него, взгляд, очищенный от ряда условных «как если бы». В своих работах Катя объединяет интенции театрального проекта Арто с современной философией и в их синтезе рождается ее собственная уникальная художественная практика.
Графические работы, фиксирующие пластику бурятского ритуального танца, дополняются инсталляцией из веток, отсылающей к одному из шаманских действий. Тело танцора здесь становится тем, что Арто называл «иероглифом» - знаком, выражающим и транслирующим определенное состояние ума. Искусство, особенно такое, которое помнит о своих древних ритуальных корнях, владеет истиной о конвенциональной природе поля культуры, и, с одной стороны, использует их для погружения зрителя в воображаемые миры, с другой стороны, постоянно напоминает об их истинной природе.
Роман Шалганов